Артем Чернов, FRONT.PHOTO:

Анзор - культовая фигура в русскоязычном сообществе фотографов, непонятно, что о нём писать. Все его и так знают и любят: и за уличные кадры Бухары необыкновенной живописной красоты, и за его короткие тексты, явно тяготеющие к живым довлатовским интонациям.

В этом материале у него была непривычная задача - сделать этнографический репортаж, показать событие, уже много раз снятое другими фотографами, и одновременно - написать текст не только рефлексивный, но и познавательный, в духе журнала GEO. Анзор справился.

Я, правда, хотел перевести все кртинки в Ч/Б (вдруг подумал, что до сих пор не видел ни одной съемки Улака в монохроме), но вовремя одумался. Нет во мне столько нахальства, чтобы Бухарского в Ч/Б переводить.

Анзор Бухарский:

Текст к фотографиям, который я отправил Артему, он посчитал «официальным». Тут я впал в ступор. Он так и сказал: «Понимаешь, с текстом беда. Он какой-то уж слишком официальный». «Официальный?» - спросил я. «Нудный» - сказал Артем. «Что, прям-таки нудный?» - обиделся я. Снова перечитал его полтора раза, и понял, что он напоминает доклад председателя на производственном совещании. Или даже на партсъезде. Я попробовал его чуть переделать и снова отправил Артему: «Лучше стало?»
«Стало еще хуже» - неумолимо ответил он, и я понял, что придется переделать не меньше половины.

БИТВА ПРИ АНГИАРИ

Когда мне позвонил Раджаб, подрабатывающий таксистом для туристов, я сначала удивился. Раджаб сказал: «Слющий, неть ли у тьибя туристи? Магу атвизти ихь на Улак».
Я всю жизнь мечтал увидеть Улак хоть краешком глаза - эту кавалерию танкистов, сотни раз виденную на фото в журналах. Долго не раздумывая, я согласился: «Есть, есть! Я - твой турист! Повезешь меня!»

Скинув цену до вменяемой, я малость остыл, вспомнив, что у меня в наличии только объектив 24-70. А все картинки с Улака, ранее виденные мной, сняты объективами 70-200. Я рисковал снять на Улаке только да-ааалекие фигурки в белых облаках пыли.

«Ладно, чего уж там, хоть просто погляжу» - сказал я. Через минут сорок езды по ухабам и колдобинам, мы оказались в конкретной ̶д̶ы̶р̶е̶ сельской местности, таксист пошел греться в чайхане, а я отправился на колхозное поле, где всё должно было происходить. Картинки фантазия рисовала самые фантастические.

Оглядевшись по сторонам, я стал искать точку съёмки. По всему периметру поля расположился народ. Кое-кто взобрался на старый трактор, на борт грузовика, кто-то даже на деревья. Основная же масса просто стояла вокруг, некоторые разжигали костры, стараясь согреться. Прямо на поле поставили чугунные печи, которые топили собранными тут же дровами. На них разогревали приготовленную с вечера самсу, кипятили чай.

Самые любопытные зеваки ходили по полю, трогали коней, общались с наездниками.

Прибывающие на автомобилях участники, тут же, не теряя времени, переодевались в форму наездников.

С точкой съемки все было сложно. Расспросив зрителей, я понял, что участники забега скоро будут метаться по всему полю. Я уже забыл, что собирался просто смотреть. Я думал про непременную пару-тройку красивых снимков. Рисковать было нельзя, такие мероприятия бывают нечасто. Вдалеке я заметил прицеп от трактора, с толпившимися возле него людьми.

- Аттудиви бюдут казёль бирасат, – сказал джигит в старом танкистском шлеме. Я немедленно побежал к тележке в центр поля.
- А можно и мне туда? – задрав голову, спросил я у стоящих внутри людей.

- Я корреспондент из Ташкента, – отвечаю не раздумывая и для пущей убедительности похлопываю по огромному кофру. Слово «корреспондент» действует в Узбекистане на людей магически и безотказно. «Уважаемый», внимательно оглядев с ног до головы меня, а потом, еще более внимательно - мой кофр, протянул мне руку. Я перемахнул за расшатанный борт.

Мужчина в норковой шапке прочел молитву, пожелав всем удачи, объявил размер первого денежного приза.

Дальнейшее мало поддается описанию. Всадник, подхвативший тушу с лёту, пробовал вырваться из толпы, остальные тянули к нему руки, чтобы отобрать ее. Стоявшие подальше от центра что было силы хлестали своих коней. Воинственные крики джигитов, топот копыт и ржание лошадей смешались в один сплошной гул.

В какой-то момент несколько всадников, оторвавшись от остальных, галопом понеслись на толпу зрителей на поле. От неожиданности я перестал фотографировать и замер. Зрители кинулись врассыпную.

- Это же ****ц какой-то! – кивнул я моим соседям по тележке в сторону всадников. - Канэшни. Диля настаящий мущиноф игра! – с гордостью поглаживал бороду седой аксакал.

иРаспространен он в Узбекистане, Таджикистане, Казахстане и Киргизии. В Афганистане тоже есть разновидность игры, там джигиты борются не за какую-то там козу, а за тушу целого теленка.

Самих участников на востоке называют «палванами» (богатырями). И обращаются они друг к другу, уважительно добавляя к имени «палван», например: Саид-палван, Бахадыр-палван, Мурад-палван и т.д. Наиболее смелых и удачливых палванов знают все. Это так называемые «фавориты», и о них отзываются исключительно уважительно: «Козим-палван? Ти что?!.. Это жи фаварит!»

В основном в Улаке используют коней среднеазиатской породы – карабаиров. Они выносливы и устойчивы как к сильной жаре, так и к холоду. Но иногда в игре можно встретить и «кабардинцев», и «киргизов», и даже «буденовцев».

Всадники вели борьбу где-то в конце поля, а под тележкой собралось немалое количество зрителей. Почувствовав прилив храбрости, я спустился вниз. Серьезные мужчины передо мной внезапно кинулись бежать в разные стороны. Взглянув на поле, я увидел толпу всадников, мчавшихся прямо на меня, абсолютно как в кино.

Сначала между колесами мне были видны только ноги коней и всадников. Чуточку осмелев, я подполз ближе к краям борта, и, направив объектив повыше, попытался высунуться наружу.

Так я сделал, на мой взгляд, самые удачные кадры в этой истории.

Кстати, по законам Улака, если в процессе схватки вам попадет плетью даже по лицу, предъявлять претензии участникам категорически запрещается.

Такова эта игра, жёсткая, опасная и непредсказуемая. Игра для настоящих джигитов.