Александр Сорин:

В 2009 году за две недели отдыха на болгарском курорте «Святой Влас» я очень устал от... отдыха. Все эти голубые бассейны и море, рыбешка «цаца» с пивом и непременный послеобеденный сон повергли меня в полное отупение. Семь лет назад я еще довольно активно сотрудничал с российским тревел-журналами, и спасти меня могла только доза рабочего адреналина. Поначалу я решил копнуть тему Нестинаров (это радения, связанные с танцами на углях), но вскоре убедился, что древняя традиция полностью выродилась в развлечение для нетрезвых туристов.

Путь к поселку с музеем Нестинаров пролегал через город Звездец, в котором живет изрядное количество цыган. И название поселка, и наблюдаемый мной картины городской жизни, которые я успел заметить из окна автомобиля, полностью поменяли концепцию. Это было кое-что покруче танцев на углях.

С моим другом и коллегой, израильским фотографом Ершовым, мы погуглили самые крупные цыганские общины в округе и остановили свой выбор на городе Сливен, в котором цыганский квартал романтически назывался «Надежда», и поселке «Каменар» под Варной, который при советской власти был «образцовым цыганским колхозом».

Когда я впервые попал в цыганский квартал с циничным названием "Надежда", я, помню, подумал, что "гетто" было бы более точным названием. Несколько раз за эти годы я приезжал в Сливен и поселок Каменар, примыкающий к Варне. У меня появились знакомые: извозчики, собиратели металлолома, пастор, наркодилер.

В итоге - вот подборка фотографий про жизнь людей в настоящих современных городских гетто, хоть и весьма специфических. Далеко не все там нуждаются в чьем-то сочувствии, некоторые его, возможно, и не заслуживают. Кто-то хотел бы выбраться оттуда, большинство - другой жизни не представляют и не хотят.

В каждом цыганском квартале есть свой второй, вернее третий, язык. Болгарский и рома (цыганский) - общие, третий зависит от места, куда люди ездят на заработки. Из Сливена - в Испанию, из Каменара - в Польшу. Для каменарцев небогатая Польша - образец благосостояния.

Гастарбайтеры, как и всюду, самая инициативная и зажиточная, по местным меркам, часть населения. Остальные (криминал не рассматриваем) занимаются гужевым извозом, сезонными работами на полях, сбором металлолома и мусора. Извозчики живут особняком в дальнем конце гетто.

Очень популярен сбор металлолома. По всей стране колесят раздолбанные легковушки с прицепами и телеги набитыми железяками. В окрестностях Сливена металла осталось так мало, что его ищут под землей с помощью металлоискателей.

Требовательные крики "Чича!" сопровождают тебя повсюду. Стоит поднять камеру, взгляд упирается в плотную стену детей, принявших "крутые" стойки, при виде которых и Брюса Ли немедленно хватил бы кондратий. Стоит ее опустить, как сразу объектив покрывается толстым слоем отпечатков исключительно грязных пальцев.

Однажды я провел эксперимент, прислонился к стене одной из руин в гетто "Надежда" и сделал вид, что чего-то жду. Первые двадцать минут живой полукруг вокруг меня непрерывно уплотнялся за счет новых поступлений, потом он стабилизировался. Дети общались друг с другом, но не расходились, но стоило мне пошевелиться, они начинали вопить "Чича!" и подпрыгивать. Через сорок минут я сдался, в отличие от меня, им совершенно некуда было торопиться.

Обычно цыгане причисляют себя к той религии, среди носителей которой живут. Гетто "Надежда" в Сливене большей частью состоит из евангелистов. Найти Евангелическую церковь без проводника невозможно. Как правило, это большая комната или зал в доме, принадлежащем пастору. Таких домов много. Два раза в неделю там собираются прихожане, молятся, слушают проповедь, поют гимны.

На окраине квартала стоит мечеть, вокруг - дома мусульман. Мусульманская часть "Надежды" не в пример чище евангелической.

В Каменаре все наоборот. Основное население -мусульмане и горстка абсолютно деклассированных "непойми-кого", во всяком случае, мусульмане за своих их не держат.

Ни у христиан ни у мусульман я не заметил особого религиозного рвения. Мусульмане обрезают мальчиков, евангелисты крестят детей, потом устраивают праздник, где выбор напитков определяется исключительно карманом хозяина дома. Представители разных конфессий, как и всюду, друг друга недолюбливают, зато чужак никогда не сможет различить их по количеству татуировок или поведению.

По улицам и закоулкам "Надежды" движутся нарядные процессии. Июль - август - сезон свадеб: гремит оркестр, смуглые женщины в платьях невероятных фасонов и расцветок несут бутылки с разноцветными ликерами, угощения, белые облачения невесты; мужчины в костюмах с отливом, рубашках "апаш" с отложными воротничками и с напомаженными головами степенно сопровождают пританцовывающих дам, кругом снуют полуголые, полуодетые и парадно наряженные дети.

На улице по ходу движения стоят накрытые столы, друзья поздравляют молодоженов, толпа притормаживает: объятия, тосты, непременный хоровод, дарение денег, которые попросту пришпиливаются на лацкан или лиф, и так от стола к столу все продвигаются к дому невесты.

Внутрь заходят жених и ближайшие подруги, остальные остаются за дверью. Облачение невесты - целый обряд, ее одевают буквально с ног до головы: от фаты до белых туфелек.

Богатые устраивают свадьбу с таким размахом, что в нее вовлечен весь квартал, у бедных - поскромнее, вместо оркестра - саксофон да барабан, вместо роскошного BMW - старенький Мерседес, который все рано отвезет новобрачных в банкетный зал унылой гостиницы "Сливен".

Сельская свадьба в поселке Каменар обходится без ресторана и продолжается три дня. Два из них пируют в доме невесты, последний - у жениха. На пустыре возводят празднично украшенный помост, где для невесты и ее подруг устраивают непростое испытание - бесконечный танцевальный марафон.

Пожилые женщины готовят пищу, гости выпивают и закусывают, а новобрачная часами демонстрирует односельчанам свою выносливость и грацию.