часть 1
Игорь Гаврилов
Портфолио

40 лет в 60 кадрах. Полная версия публикации
часть 1
Игорь Гаврилов
Портфолио
40 лет в 60 кадрах. Полная версия публикации
Фотографии:
Игорь Гаврилов


Рассказы Игоря Гаврилова о фотографиях записаны и расшифрованы в феврале 2013 г.
Опубликовано:
в РР-онлайн 29.03.2013
во FRONT.PHOTO 25.02.2016

В первой части представлены работы советского периода, до 1990-го года.
Артем Чернов, FRONT.PHOTO:

Эта публикация - расширенный и дополненный повтор интервью и портфолио прославленного советского и российского фотожурналиста Игоря Гаврилова, появившихся впервые в онлайн-версии журнала "Русский репортер" 3 года назад. Из-за нового формата верстки и увеличившегося объема мы решили разбить здесь материал на три части.

Сегодня, в момент открытия очередной персональной выставки Игоря Гаврилова "Собственный взгляд" в центре РОСФОТО в Санкт-Петербурге, мы публикуем первую часть.
Творческая встреча с Игорем Гавриловым пройдет в пятницу 26 февраля 2016 года в 18.00 в конференц-зале РОСФОТО.
Выставка
Собственный взгляд -
Игорь Гаврилов

26.02 – 17.04.2016

Открытие: 25 февраля 2016 года в 18.00
Выставочный зал Дворового корпуса, 2 этаж

Выставка объединяет сто фотографий,
созданных мастером в разные периоды творческой деятельности: от кадра 1968 года, сделанного в лагере «Артек», до фотографии Сицилии 2012-го года.
Наряду с оригинальными авторскими фотоотпечатками 1970-х – начала 1990-х годов, в экспозицию вошли поздние фотографии, выполненные в цифровой технике.
Артем Чернов, FRONT.PHOTO:

Игорь Гаврилов много работал для "Огонька", американского TIME, немецкого FOCUS и более 40 лет посвятил профессии фотожурналиста.
В 2013-м мы отобрали из его огромного архива 54 кадра, сделанные им в разные периоды жизни. О каждом кадре Игорь рассказал мне на диктофон - где-то в двух словах, где-то подробно, а где-то - и с отступлениями в более общие темы. Та публикация 2013-го года собрала тысячи "лайков" и отличный трафик и "ходит" по интернету до сих пор: в перепостах, цитатах и даже в полных копиях без ссылок на первоисточник.

Мне захотелось, во-первых, увидеть эти работы в полноэкранной верстке, а во-вторых, показать дополненную версию того успешного материала. В 2013-м мы что-то сокращали, чтобы не перегрузить зрителя. Пришло время вспомнить об удаленных фрагментах.
А.Ч.:
Для начала про заходный кадр - красный серп и молот...
И.Г.:
Это начало 90 годов. Мы проехали на машине с Южного Урала до самого севера, до Ивделя, где я снимал колонию для пожизненно осужденных.

И по пути мы постоянно натыкались на такого рода страшилки.

Вся страна была уставлена какими-то совершенно фантасмагорическими памятниками – серпы и молоты, трактора на постаментах, всевозможные Ленины разной степени облупленности.
На эти памятники раньше как-то внимания мало обращали, их было очень много, и они, скорее всего, не несли смысловой нагрузки, а ставились по какой-то идиотической привычке. Этот, по-моему, из металла сварен и покрашен в красный жуткий цвет. В несколько человеческих ростов этот памятник.
И.Г.:
Это Западная Украина. 80-е, до перестройки. Это очень милый, прекрасный человек. К сожалению, не помню, как его зовут.

Он золотарь – вот там сзади стоит бочка с говном, которое он возит. Во время войны он служил в пехоте. И был период такой позиционной войны, когда немецкие окопы напротив, с этой стороны – наши окопы, солдаты сидят – жаркое лето, воду не подвозят, жрать тоже не подвозят. Но вода-то главнее. И ночью солдаты по очереди ползали к маленькой, почти пересохшей речке, которая разделяла позиции немцев и советских войск. И пришла ему пора ползти – один котелок в зубах, два котелка на руках, автомат.

Он подползает к речке и видит, что с той стороны точно в такой же "экипировке" подползает фриц.

Говорит, мы остановились, между нами метров пять буквально, смотрим в глаза друг другу, и я начинаю наполнять котелок, опуская его в воду. Немец потом – свой. Потом я – еще два своих. И мы задом отползаем друг от друга. Принес он своим воду. Говорит, страшно было, как-то не по себе – то ли он начнет стрелять, то ли мне начинать стрелять. И в этот день он дал себе клятву, что если вернется живым домой, в деревню, то он выроет у домов тех женщин, у которых кто-то не вернулся с войны, колодцы, чтобы у них всегда была вода в доме. И он это сделал.

Я приехал снимать его, когда он дорывал последний колодец. А не вернулось что-то 20 с лишним человек. То есть он за свою жизнь вырыл 20 с лишним колодцев своим односельчанам. А кадр сделан, когда он куда-то ехал на работу, я с ним тоже на этой говновозке куда-то ехал, и повстречали парторга колхоза что ли... И вот он ему какие-то претензии предъявлял. Чудный совершенно человек.
И.Г.:
70 годы. Якутия, река Лена – одна из самых моих интересных командировок, в которую я ездил со своим другом, журналистом, сейчас писателем и сценаристом Сережей Марковым.

Нам дали корабль Академии наук, и мы на этом научном судне за месяц прошли от Якутска до Тикси. Останавливаясь, естественно. И тайменя ловили, и к рыбакам ездили. Это как раз одна из рыбацких стоянок, на которую нас бросили на вертолете, это в те годы было достаточно просто сделать. То есть мы подсели на вертолете утром, вечером нас забрали обратно, на наш корабль. И этот стол – то, что осталось после нашего обеда. Таз – это из-под черной икры. А ребеночек, поскольку у них там с игрушками плохо, играл потом бутылками из-под выпитой водки.
Отступление первое

И.Г.: Я никогда не работал в информационных агентствах и в газетах, не был информационным фотографом, поэтому у меня не было никогда, к сожалению, привычки фиксировать дату и место. Для меня важнее было создать некий образ времени или события, или человека. И у меня в архиве многие конверты не помечены датами.
Я почему-то думал, что я буду всю жизнь все помнить.

Это сейчас все просто: на камере дату посмотрел и узнал. Поэтому я, к сожалению, могу только десятилетиями снимки датировать...

И.Г.:
70-е, Москва. Безбожный переулок. Напротив вот того окошка, в которое люди сдают посуду, только что отмытую от этикеток в луже, находится магазин «Минеральные воды» – достаточно известный в Москве. Для того чтобы сдать посуду, получить деньги, перейти напротив и купить вина или пива, люди этим делом и занимались.
И.Г.: Кадр с несчастливой судьбой. Я его сделал опять же на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске во время какого-то молодежного фестиваля. Туда съехалось большое количество иностранцев из соцлагеря. Я шел в пресс-центр из гостиницы и увидел такую сценку на автобусной остановке. Буквально два раза нажал.

На меня набросился тут же какой-то военный, стал кричать на весь Ивано-Франковск, что я порочу советский образ жизни, почему снимаю инвалидов, откуда я такой взялся.

Схватил меня буквально за руку так цепко и пошел со мной в пресс-центр. Там он стал опять на кого-то орать, искать начальника. Пока он там метался по этому поводу, я просто пошел дальше по своим делам. В «Огоньке» кадр не напечатали, и куда бы я его не предлагал, его нигде не принимали. И уже в конце 80-х у меня его вдруг взяли журналы «Смена» и «Журналист».

Задули ветра перестройки. Все захотели попасть в эти струи, в том числе и журнал «Советское фото», главредом которого была Ольга Суслова, дочка того самого кардинала серого цековского.

И вот она собрала в редакции полный зал московских фотокорреспондентов. На вопрос Сусловой, что нужно сделать, чтобы журнал стал лучше, я достал из кофра журнал «Смена», открыл и показал ей, и говорю: «Просто вот такие фотографии печатайте». А Суслова до этого лично своими руками этот кадр три раза убирала из коллекций, которые посылались на какие-то международные фотоконкурсы – там «Интерпресс-фото» или World Press Photo. Она тогда отзывалась об этом кадре, примерно как тот военный, который меня хватал за рукав в Ивано-Франковске.
А теперь я от неё услышал «Игорь, а где же вот ты раньше был, почему вот ты такие кадры не приносил в «Советское фото»?».
А.Ч.
Следующий кадр выглядит как декорация на «Мосфильме», где строятся временные перегородочки, изображающие какую-то жизнь. Но вы, Игорь, говорите, что это реальная квартира коммунальная. Вот как это может быть?
И.Г.:
Это реальная коммунальная квартира. Это у метро «Китай-город», эта улица идет к Библиотеке иностранной литературы.
А.Ч.
Это улица Солянка.
И.Г.:
Да. Если от Москвы-реки следовать по этой улице, то справа, чуть в углублении – большущий серый дом. Тогда там еще были коммунальные квартиры, это конец 80-х – начало 90-х. Я напряг всех своих знакомых, которые знают людей, живущих в коммунальных квартирах. Эта меня совершенно поразила – там потолки были метров под шесть, наверное. Чтобы в коридоре лампочку ввинтить, нужно было ставить здоровенную лестницу, она у них была, деревянная, тяжеленная. И как там эти две старушки и три еще более-менее молодые женщины ее таскали – непонятно совершенно. В кадре - большая комната одной семьи. В углу сидит мать, внизу под нами это ее дочка весьма милая. Они просто разгородили комнату фанерной перегородкой, чтобы как-то отделиться друг от друга. Но разгородили не до потолка, а до середины, и поэтому можно было забраться на эту перегородку, и оттуда снимать. Помню, слез я оттуда весь в какой-то паутине, пыли, черт-те в чем.
И.Г.:
Это Сахалин, 1974 год. Я поехал на практику студенческую фотокорреспондентом стройотряда. На этом кадре мои друзья-однокурсники. А тот человек, который держит за ноги непонятно кого уже – сейчас один из руководителей «Интерфакса». Это ребята под теплотрассой прокладывают электрический кабель, один другому передают конец.
И.Г.:
Середина 80-х. Это порт Ямбург, то есть еще не порт, а место, где монтируют опоры для портального крана. Самое-самое начало Ямбурга. "Ноги" крана тут перевернуты, их как-то сварят, а потом поставят наоборот.
И.Г.:
Конец 70-х – начало 80-х опять же.

Пример того, как достаточно скучное, на первый взгляд, задание превращается в интересный, мне кажется, репортаж:

меня послали от журнала «Огонек» в какую-то область в деревню, снять колхозное собрание. Я туда приехал – темный зал, трибуна небольшая. Выходят колхозники, что-то говорят. Женщины одеты в одинаковые платки, большинство в пальто с песцовыми воротниками. Мужики курят в предбаннике в перерыв, дым коромыслом. Очень интересные лица. Я думал, что все эти собрания проходят формально, зачитываются казенные слова, потом все голосуется, и люди расходятся. На самом деле там кипели достаточно сильные страсти – критиковали председателя колхоза, говорили о том, что в ферме окна не вставлены, что коровы не доены и т.д. – очень интересное и длинное оно такое было, это собрание.

И.Г.:
Увлекшись съемкой этих прекрасных людей, я совершенно забыл об основном правиле журналиста, особенно информационщика. О том, что нужно все-таки снять место, где происходит событие.
Я забыл снять деревню. То есть клуб у меня снят, крыльцо снято, но где это, что это – непонятно. Когда в «Огоньке» я выложил материал на теннисном столе, где мы просматривали материалы наши, мне вдруг задали вопрос: а где деревня? «А нет деревни». Ну, тогда бери билет, поезжай снова, сними деревню и возвращайся, чтобы завтра к вечеру был. Сел в поезд, снял, вернулся. А в итоге в журнале кадр с деревней напечатали форматом, по-моему, 6 на 9 сантиметров. Маленьким совсем.
А.Ч.
Ну, это вообще символ эпохи!
И.Г.:
Да, это то, с чем мы жили и достаточно долгие годы, когда человек приходил в магазин и видел там совершенно пустые прилавки. Это начало 90-х или 89-й. Так жили по всей стране. Но это, скорее всего, на Урале сделано.
И.Г.:
Это последствия неразумного руководства страной. Набережные Челны – Всесоюзная комсомольская ударная стройка. Как известно, это все было там в чистом поле практически построено, очень быстро. На стройку были согнаны комсомольцы, молодые люди с разных концов Советского Союза, чтобы ударными методами построить автогигант. Они этим и занялись, но вечерами и ночами они занимались еще и другим чем-то, судя по всему, то есть встречались, пили там портвейн, играли на гитаре, пели песни, а потом делали динь-динь. С динь-динь, как известно, получаются дети. Не всегда эти дети рождались в семьях, часто просто по любви. Но они по любви делались, а когда рождались, большой любви могло уже и не быть. Поэтому было много детей в неполных семьях, только с матерями. Когда эти детишки подросли, почувствовали силушку, они стали сколачиваться в молодежные банды, воевали двор на двор, квартал на квартал, район на район, потом, город на город. И это стало очень и очень большой проблемой и для милиции, и других органов – драки, грабежи, воровство, насилие. Это середина 80-х, я думаю.

Поволжье захватила просто бандитская такая молодежная саранча.


Советская власть об этом не любила говорить. И вот мы ездили с корреспондентом в Набережные Челны, с этими ребятками познакомились. Они не сразу разрешили себя снимать и достаточно вызывающе себя вели. С ними было непросто.
И.Г.:
Спецприемник в Москве на Алтуфьевском шоссе. Я там снимал несколько раз. Ну, что говорить? С большой болью – это слишком напыщенно. Но детей жалко, жалко детей. Туда собирают всех убежавших из дома, найденных на вокзалах, где-то еще, на улицах. Кто-то вот убежал сегодня или вчера, они еще чистенькие более-менее, родители за ними приезжают, их отдают. А кто-то приехал из других регионов, давно бродяжничает... Вот этого мальчика когда стригли, так с него вши прыгали, не знаю, метра на три. Я еле успевал отмахиваться, думал, что сам весь завшивлю, пока его снимал. Второй кадр сделан там же, во время санобработки.
И.Г.:
Это моя старшая дочка. Заигралась. Играла, играла и уснула прямо в игрушках.
И.Г.:
Начало пути на Памир, начало 80-х. Это одна из самых трудных командировок. Мы проехали по дороге Хорог – Ош, а эту дорогу называли дорогой смерти. Там высокогорье, 4,5 – 5 тысяч метров. Во время этой командировки мне удалось побывать в самом высокогорном селении CCCР, в поселке Мургаб. Пять с чем-то тысяч метров, по-моему. Дорога – серпантины, обрывы. И коробка передач у нас полетела на машине. Если бы не пограничники...

Там все друг другу помогают, понимая, что остановись ты на этой дороге на ночь, ты можешь уже не проснуться.

Потому что дикий ветер, температура -25 – 30 градусов, при этом ветре там кажется – 60 – 70. Это ужас. Но было интересно.
И.Г.: Это Эстония.

Один из моих любимых кадров, он какой-то нежный такой.

Во всяком случае, старик, несущий полевые цветы, не знаю уж, кому – может, просто в вазу поставит, может быть, своей жене-старушке подарит – это трогательно.

Я ездил в университет в Тарту делать тему, а в субботу или в воскресенье просто поехал погонять по дорогам – дороги пустынные, какие-то хуторки.

Я обогнал этого старичка, остановился, вышел из машины и сделал кадр. Всегда нужно останавливаться.

Не нужно лениться останавливать машину ради кадра.

И.Г.:
Трудно сейчас поверить, что это «Домодедово», 70-е годы. Это я бегу от электрички к зданию аэропорта. Была плохая погода, и долгое время самолеты не летали, и поэтому все неулетевшие рассосались по пространству вокруг. Человек просто не улетел, он спит в конце этого железнодорожного "путя".
И.Г.:
Будущий лейтенант, перед первым самостоятельным полетом. Вот такой у него отчаянный взгляд. В первый раз инструктора с ним не будет, он сидит первый в спарке. Это, по-моему, Оренбургское летное училище или Омское – в общем, в тех краях.
И.Г.:
Конец 80-х. Подмосковье. Это госпиталь для солдат, для воинов, вернувшихся из Афганистана, реабилитационный госпиталь. И там такие вот мальчики были. Целый госпиталь – человек 500, которые только что вернулись оттуда и видели смерть. С ними трудно приходилось персоналу.
И.Г.:
Это День Победы, год примерно 76-77. Такая сценка образовалась на набережной. Я считаю, что вот самый мудрый – это тот, который посередине стоит один, он делом занимается, пьет пиво, есть бутерброд. А эти еще неизвестно чем будут заниматься.


И.Г.:
Начало 80-х. Первый Международный конкурс парикмахеров в Москве, проходил он, по-моему, в спорткомплексе «Динамо». И это участницы конкурса, то есть участницы – в смысле модели конкурса, им сушат прически вот под этим прекрасным плакатом. Этот снимок был опубликован в журнале «Огонек» в те годы, до перестройки, но... несколько скадрированный. Главный художник вынес из кабинета большие ножницы длиной сантиметров 20 и со словами «ты что, ох…, Гаврилов?» отрезал лозунг сверху.

И.Г.: 75-й, 76-й, может быть, годы. Калининский проспект, как он тогда назывался, магазин, по-моему, «Весна». Снимать там было запрещено, поэтому мне нужно было, естественно, получить разрешение. Ну, для журнала «Огонек» это никакая не проблема – написали письмо – мне разрешили снимать. Просто репортаж о магазине делал и заодно сделал тут такой кадр.

А.Ч.: Он был опубликован?

И.Г.: Нет, конечно. Только после перестройки был, конечно, много раз опубликован и на выставках демонстрировался. И сейчас, по-моему, в Хьюстоне, что ли, была биеннале, вот он в каталоге тоже там опубликован. Этого лысого продавали в каждом магазине. Все чиновники обязаны были его иметь у себя на столе.

И.Г.:
Похороны Владимира Семеновича Высоцкого. Это Таганка, напротив театра. Очень трудный был для меня день, потому что я этого человека очень и очень любил, и люблю, и всегда буду любить и уважать, он для меня очень много значит в жизни. Я думаю, что и меня он каким-то образом сделал, посредством своих песен и своих слов, своих мыслей.

Я простоял у гроба в театре часа два, наверное. Ну, не мог уйти. И потом я вышел на площадь, вот это всё увидел. И только сейчас вот, буквально в этом году я понял, что на самом деле похороны Высоцкого – а это же Олимпиада, режим особый в Москве – это первый несанкционированный митинг в Советском Союзе.
А.Ч.:
Ну, не митинг…
И.Г.:
И.Г.: Ну, это первый раз, когда люди пришли – никто их не созывал, никто их не загонял, как это делалось на демонстрации 7 ноября или 1 мая, когда по разнарядке все ходили. Кто-то ходил, да, и по воле сердца, чтобы выпить водочки перед Красной площадью или потом там – всяко было. Но в основном это все – разнарядка. А здесь вся Москва сама пришла к театру на Таганке.
И.Г.:
Это 90-й год, задание журнала «Тайм» снять оформление города перед 7 ноября. Это последнее 7 ноября, когда прошла демонстрация коммунистическая. Вот это 6 ноября 1990 года снято. И кадр был напечатан в «Тайме», и потом он вошел в лучшие фотографии года в Америке – здоровая книга, она у меня есть. А назавтра уже ничего не стало. Все, последняя демонстрация, последний парад. Абзац.
FRONT.PHOTO продолжит публикацию интервью и портфолио Игоря Гаврилова в ближайшее время.
Об авторе фотографий:

Родился в 1952 году в Москве.
1970 – оканчивает среднюю общеобразовательную школу. В этом же году стал победителем Всесоюзного конкурса среди выпускников школ «Проходной бал» и получает право внеконкурсного поступления на факультет журналистики Московского Государственного Университета имени Ломоносова (МГУ) в впервые образованную фотогруппу.
1975 –1988 - фотокорреспондент журнала «Огонек».
1988 – получает предложение к сотрудничеству от журнала « Time» и становится его московским корреспондентом, в этом же году Игорь Гаврилов был номинирован на
звание «Лучший фотограф года» от журнала « Time».
Сегодня фотограф активно работает с ведущими иностранными и российскими изданиями.

FB-аккаунт.


Игорь Гаврилов
Фотожурналист
comments powered by HyperComments
Другие публикации на Front.Photo:
НОВОСТИ FRONT.PHOTO
Раз в неделю мы отправляем вам ссылки на все новые публикации проекта
© 2015 All Rights Reserves
Фотографии и текст: Алёна Кочеткова | PHOTOPOLYGON.COM

Перепечатка и перепубликация материалов front.photo в печатных изданиях или на страницах интернет-сайтов разрешается только с письменного разрешения редакции front.photo.
Made on
Tilda